И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

— Ты сам сказал мне не подходить близко к мужчинам.

— Но и одной не ходить! Здесь дикие звери.

Я нервно покосилась через плечо на сумеречную чащу.

— И не только звери. Здесь и люда плохого полно, — произнес Альгидрас. — Будь рядом с Добронегой.

Почему-то я вспомнила его спор с Радимом, когда тот требовал от Альгидраса отчитываться в каждом шаге, и что тот тогда ему ответил. Не удержавшись, я повторила его слова:

— По нужде теперь тоже с твоего разрешения ходить?

Не знаю, понял ли он, что я копирую его самого, однако терпеливо проговорил:

— К костру вернись.

И мне не оставалось ничего, как последовать его совету, проглотив все то, что очень хотелось ему высказать. Я отчетливо понимала, что веду себя глупо и по-детски, что мне нужно просто игнорировать его, говорить лишь о деле, ровно так, как он и предлагал еще несколько недель назад. Но понимала я это лишь умом. В груди же ядовитой змеей скручивалась ревность к гипотетическим женщинам, к милой Злате, к воинам, с которыми он то и дело перебрасывался какими-то репликами. А еще я ничего не могла поделать со своей обидой. На полпути я даже остановилась и обернулась к хванцу, намереваясь все же высказать то, что не успела сказать у ручья. Потому что он не имел права так со мной поступать! Он… он… Однако, стоило наткнуться на его напряженный взгляд, как я сдулась. Глупо это. Он ведь на самом деле не при чем. Проблема в том, что я просто не знала, как мне справляться с чувствами, силу и глубину которых я никогда не могла в себе предположить.

— Что? — наконец спросил он.

Я молча развернулась и продолжила путь, услышав громкий хруст, с которым сломалась палка в руке Альгидраса.

Почему-то я думала, что посиделки у костра затянутся, но выяснилось, что все уже устраиваются на ночлег. Вернувшийся Горислав складывал вымытые плошки в сумку, кто-то из воинов собирал остатки съестного, кто-то устраивал лежанки вокруг костра. Подошедший Альгидрас принялся подкладывать дрова в костер.

— Пойдем отдыхать? — Добронега потянула меня за рукав, и я послушно поплелась к опостылевшей за день повозке.

Разместились мы на удивление уютно. Злата лежала с одного края, я с другого, а Добронега между нами. Я боялась, что Добронега предложит мне лечь рядом со Златой — почему-то мне этого очень не хотелось, однако та со словами «Всемилка во сне так пинается, спасу нет», отвела мне место с краю. Повозка стояла так, что мне был виден костер, если чуть-чуть приоткрыть полог. У костра осталась сидеть пара воинов. Остальные, вероятно, устроились на ночлег. Я лежала и думала о том, что это моя первая ночевка почти под открытым небом. Приоткрыв полог пошире, я посмотрела вверх и увидела миллионы звезд. Интересно, если бы я хоть чуть-чуть разбиралась в астрономии, смогла бы я найти отличия этого неба от того, к которому привыкла? И есть ли эти отличия?

Добронега и Злата уже мерно сопели за моей спиной, а я все вглядывалась в темное небо, пока чья-то тень не загородила свет костра и знакомый голос не прошептал:

— Ты выпускаешь тепло из повозки.

Альгидрас взялся за край полога, чтобы его закрыть, как раз в том месте, где ткань придерживала я. Наши пальцы встретились. Я вздрогнула. Мне показалось, что он тоже.

— А нас охраняют? — прошептала я, хотя и так догадывалась об ответе.

— Четверо. Потом сменятся. Спи спокойно.

Посмотрев еще раз на небо, я спросила:

— Здесь всегда столько звезд?

Я видела, как Альгидрас задрал голову, несколько секунд смотрел ввысь, а потом ответил:

— Да. Отсюда хорошо видны большие созвездия.

— Ты в них разбираешься? — спросила я.

— Да. Моряки по ним путь прокладывают. Я учился, — прошептал он, и тут я осознала, что наши руки до сих пор соприкасаются.

Я резко выдернула руку из-под его пальцев. Мне отчего-то стало неловко. Я хотела закрыть полог, но Альгидрас продолжал держать ткань.

— Ты выпускаешь тепло из повозки, — проговорила я.

— Доброй ночи, — прошептал он и задернул ткань. Отвечать я не стала.

***

До скорой встречи, брат!

Видят Боги, я хотел решить все добром. Однако, что бы ни случилось, помни, Альгар: ты брат мне, и ничто этого не изменит.

Алвар.

Натянута нить, и вновь все не то, чем кажется.

Бездна в знакомых глазах больше даже не прячется.

Сможешь смириться? В нее заглянуть отважишься?

Стучит колесница судьбы, все быстрее катится.

Хрупкой соломинкой в бурном потоке кружишься.

Сгинешь в волнах иль к порогу дальнему выбросит?

Сможешь ли верить? Достанет ли сил и мужества

Нить ваших судеб навеки у бездны выпросить?

На следующее утро зарядил моросящий дождик. Сквозь щель в пологе я смотрела на низкое, выстланное тучами небо и думала о том, что скоро наше движение неминуемо замедлится: лошади просто устанут тащить повозку по размокшей дороге. Интересно, как долго мы будем добираться до Каменицы в этом случае?

К обеду дождь усилился и пошел сплошной стеной. Я гадала, сколько продержится наша крыша. Изнутри ткань пока выглядела сухой. Однако стоило мне поднять руку, чтобы проверить насколько то, что я вижу, совпадает с реальностью, как Добронега со Златой одновременно воскликнули:

— Не трогай — потечет!

Я поспешно отдернула руку, опасливо посмотрела на слегка просевший полог и подумала о всадниках, которых не укрывало ничего, кроме насквозь промокшей одежды.

Дождь словно отрезал нас от внешнего мира: мы больше не слышали голосов охраны, поскрипывания упряжи, — лишь равномерный шум дождя. Спустя некоторое время телегу начало мотать из стороны в сторону по окончательно раскисшей дороге. Нас болтало в сумрачной повозке, и я даже боялась представить, каково сейчас Злате. Становилось зябко, несмотря на то, что полог теперь был плотно закрыт со всех сторон, а одежда на мне пока еще оставалась сухой. Не знаю, сколько продолжалась эта бесконечная болтанка, но наконец я почувствовала, что повозка останавливается. Я посмотрела на Добронегу, пытаясь прочесть по ее лицу, что бы это означало, однако в полумраке едва смогла различить ее черты. Полог со стороны Златы осторожно приоткрылся, и в проеме показался спешившийся Альгидрас. Он что-то спросил, но из-за дождя никто из нас не расслышал, что именно. Тогда Альгидрас, сбросив мокрый капюшон, просунул голову внутрь. Капюшон уже не спасал: с его волос струями текла вода, капли падали с носа и подбородка. Альгидрас утерся ладонью, откинул назад мокрые волосы и задрал голову, пытаясь рассмотреть потемневший и провисший полог. Еще одна капля сорвалась с его подбородка.